Интервью для телевидения

Ведущий — Константин Эрнст
(В беседе участвовал директор Музея кино Н. И. Клейман)

ЭРНСТ. Наум Ихильевич, Жан-Люк Годар впервые у нас в стране, и я знаю, что он приглашен вами, Музеем кино. Расскажите, пожалуйста, об этом — и о месте Жана-Люка Годара в элите мирового кинематографа.

КЛЕЙМАН. Прежде всего: это не мы пригласили Годара, это он пригласил нас. Инициатива исходила от него — нам, честно говоря, и в голову не пришло бы сейчас, в это время, приглашать Годара. Нам казалось, что сейчас не время, может быть, приглашать таких крупных деятелей мирового кино: трудно со всем, начиная от гостиницы, транспорта и кончая — просто элементарно — откликом публики.

Нам казалось, может быть (и это была наша ошибка, как мы теперь убеждаемся), что, наверное, Годар сейчас в России не прозвучал бы так, как он того достоин. Однако случилось так, что в прошлом году на Венецианском кинофестивале Годар сам пригласил меня к себе в гостиницу и сообщил, что он хотел бы подарить кинозалу Музея кино систему "Долби-стерео", то есть современную стереосистему звуковоспроизведения, которая дает возможность услышать новое кино в полнозвучии. Потом он сказал, что вообще был бы рад, если бы ретроспектива его фильмов была показана в Москве, а затем во многих городах и регионах нашей страны, что все уже подготовлено, что две страны — Швейцария и Франция — принимают в этом участие, что тут не только его группа, его студия "Вега-фильм", которая производит его фильмы в Швейцарии, но и французские коллеги помогли создать субтитрованные русскими текстами копии фильмов. И практически этот жест — жест дарения — продолжается по сей день. Могу сказать, что начиная с прошлого сентября Годар щедро сыплет дары Музею кино. Ведь он — дитя Синематеки Ланглуа, он постоянно говорил, что вырос в залах Музея кино в Париже, он знает роль просмотров старых фильмов для начинающих кинематографистов. Но, кроме всего прочего, это дар зрителям. Он считает, что сейчас надо избавить молодежь от соблазна мишуры. Насколько возможно, настолько необходимо показывать любому желающему "трудное" кино, экспериментальное кино, классическое кино, так называемое старое кино. Если это подлинное искусство, оно не может устареть, как не стареет подлинная культура. Поэтому Годар решился на этот жест, и по сей день он продолжает свое дарение. Его визит сюда — это тоже подарок всем нам.

ЭРНСТ. Господин Годар, русское искусство и русская история, как можно понимать, всегда интересовали вас. Но почему вы приехали в Россию только сейчас?

ГОДАР. В мире много стран, всюду побывать нельзя. Личное присутст¬вие не так важно для меня, главное присутствовать здесь фильмами; если ты делаешь фильм или книгу, или любое произведение искусства, ты уже много
путешествуешь.

ЭРНСТ. Насколько я знаю, в этом году вы будете снимать новеллу в коллективной работе "Россия". О чем будет эта новелла? И, если можно, расскажите о вашем отношении к России.

ГОДАР. У меня был проект, который назывался "Наша святая Русь" или "Моя святая Русь", — это то, что часто делается на телевидении: серия репортажей с участием известных имен, в числе которых и я. И, как всегда делается на телевидении, они предоставляют мало денег, потому что, на их взгляд, это так просто: пойти и проинтервьюировать людей; а я так не могу. И тогда я придумал историю. Это история человека, какого-нибудь американского продюсера (как, например, того, который мне заказал этот фильм), который хочет воспользоваться нынешней ситуацией в России для того, чтобы заработать. И его идея — вернуть сегодня в Россию нескольких человек, знаменитостей русской литературы, как Анна Каренина, Чайка, Идиот, Раскольников, и показать их в России, воображая, что русские, наверное, давно не видели их. Стараясь их вернуть, он нанимает кого-то, чтобы организовать это шоу. И этот кто-то — я, режиссер. Действие фильма развертывается в маленьком аэропорту, где-нибудь по соседству с местом, где я живу, и мы видим трех-четырех персонажей: Анну Каренину, князя Андрея, Раскольникова, Чайку, которые ожидают последний оставшийся самолет Аэрофлота, чтобы вернуться в Россию, — так, как если бы это были статисты кино, которых собираются показать русским, говоря, что они знаменитые персонажи России. Каждый говорит только своим текстом: скажем, девушка, играющая Чайку, произносит только текст Чехова. Это первая часть фильма: нечто вроде басни. Наконец последний самолет Аэрофлота прилетает, это старый двухмоторный самолетик, и он берет на свой борт этих трех-четырех персонажей. И потом, во второй части, мы опять встречаемся с этими персонажами, но уже здесь. Это более документальная часть, и мы видим, что стало с Чайкой сегодня в России, что стало с Анной Карениной, что стало с Рогожиным из "Идиота" или с князем Андреем. Князь Андрей мог бы спокойно быть швейцаром в гостинице "Олимпик- Пента". Анна Каренина могла бы искать себе пропитание в мусорных баках возле посольства. Чайка могла бы быть "зазывалой" или проституткой в "Казино Рояль"... Возникают вот такие идеи... но, как видите, фильм получается очень дорогим и требует много времени, и я пока им не занимаюсь.

ЭРНСТ. Но, насколько я знаю, все ждут, когда вы приступите к съемкам. На днях я разговаривал с продюсером.

ГОДАР.Не думаю, что все-таки состоится эта работа, потому что прежде мне нужно делать другую работу. А Россия — страна столь огромная (вся Россия, со всем, что в ней есть), что боюсь: если я ступлю на эту землю, я просто потеряюсь. Но лучшие фильмы, которые я сделал, — это те, которые я не сделал. Как, например, тот, о котором только что с вами говорил. У меня сотни таких, это просто ежедневные опыты.

ЭРНСТ. Господин Годар, если вы чувствуете свою внутреннюю связь с русской культурой, то не могли бы вы описать как бы генеалогическое древо этой связи?

ГОДАР. Несколько знаменитых имен, самых классических. Лермонтов, Пушкин, Чайковский, Рахманинов, Шостакович. Я знаю только великих — тех, чья слава докатилась до Запада и которые, возможно, и не вернулись в Россию.

ЭРНСТ. А из кинематографистов?

ГОДАР. Эйзенштейн, Довженко, Барнет... Даже фильмы сталинской эпохи, некоторые военные фильмы; я вспоминаю "Зою" Арнштама, "Молодую гвардию" Герасимова.

ЭРНСТ. Господин Годар, вы сейчас находитесь в довольно странном состоянии в этой стране, когда все знают имя Годара и, к сожалению, почти никто не видел фильмов.

ГОДАР. Так же и в моей стране. Женевский таможенник сказал мне: "Здравствуйте, господин Годар", но он никогда не видел моих фильмов, хотя и знает меня по имени.

ЭРНСТ. А каким бы вы хотели видеть своего зрителя, какими качествами должен обладать ваш зритель? Должен ли он бьть растворяющимся, наблюдающим или сопереживающим?

ГОДАР. Любого качества. Он должен быть самим собой; и часто он прав, когда судит. Но нельзя всем понравиться. Очень часто, слушая музыку, даже музыку Иоганна-Себастьяна Баха, я не бываю готов к тому, чтобы ее в себя впустить. Кто же прав: я или он?

ЭРНСТ. Но кино — это такое искусство, которое построено все-таки на ряде условностей, и очевидно все-таки, что у ваших картин есть порог восприятия. Это интеллектуальный порог восприятия, социальный и культурологический.

ГОДАР. Можно добавить еще о сегодняшних зрителях (мне кажется, это везде встречающийся случай, и Россия не исключение), что теперь фильмы уже недостаточно хороши для зрителей, но и зрители сами недостаточно хороши для фильмов. А что касается порога восприятия — он, конечно, есть. Но я убежден, что если пять минут из одного моего фильма понравились зрителю, этого достаточно. Иногда бывает сложно настичь зрителя в течение пяти минут в нужный момент, когда он может их воспринять. При этом не надо забывать, что мы совершаем множество ошибок, делая фильм. Сколько книг или картин приняты лишь век спустя!

ЭРНСТ. Вы снимали Риту Мицуко, "Роллинг Стоунз". Видите ли вы что-то близкое себе в проявлениях современной массовой культуры?

ГОДАР. Да, в некоторых вещах. Мне нравится кое-что из этого, но я не фанатик рока, и у меня нет никаких такого рода пристрастий. Но всего больше я люблю то, что меньше всего любят в джазе, — это свободный джаз. Я очень люблю Хорнета Колмэна. Но я читал, что о Хорнете Колмэне всегда говорили: а в прошлый раз было лучше. И это было сказано уже на его самом первом концерте.

ЭРНСТ. С чего для вас начинается новый фильм: со звука, с образа, с настроения?

ГОДАР. Сейчас — скорее со звука. Или с какого-то момента музыки. И потом... с какой-то общей идеи.

ЭРНСТ. В конце семидесятых годов вы активно занялись видео. В чем для вас разница между видео и кинематографом?

ГОДАР. Для меня — никакой разницы. Однажды в фильме "Спасай, кто может (жизнь)", где играл Жак Дютрон, я даже сказал, что видео и кино — как Каин и Авель, два брата из Библии, но не знаешь, кто из них кто.

ЭРНСТ. Господин Годар, каково на данный момент главное ваше произведение? Какой-то конкретный фильм или сам Жан-Люк Годар?

ГОДАР. Я не вижу особенной разницы между произведением и человеком — в той мере, в какой сам я — произведение моей мамы с небольшим участием моего папы как "продюсера".

ЭРНСТ. Большое спасибо!